Если падение человека с высокой скалы ведет к трагическому исходу, то падение в бурную воду горной реки во многих случаях оканчивается вполне благополучно. Мне известно достаточно подобных происшествий, хотя толковать чужие приключения, как и чужие сны, занятие сомнительное. Поэтому лучше рассказывать в основном о собственном опыте, хотя и здесь есть опасность оказаться необъективным: события такого рода теснейшим образом связаны с острыми эмоциями и трудно заниматься холодным анализом своих ощущений, когда ты тонешь.

В двенадцатилетнем возрасте я тонул в первый раз - в маленьком теплом бассейне московских Сандуновских бань. Меня спас мой однокашник; он взял меня за руку и дотянул до борта бассейна вверх, ибо тонул я непосредственно у стенки. С той поры во мне укоренился страх к воде. Чтобы преодолеть его, я в течение шести лет с большим увлечением занимался спортивным плаванием. В теплые месяцы лета я надолго уплывал в Черное море и возвращался замерзший, изнемогающий от голода, но гордый приобщенностью к этой стихии. Я купался в штормовом прибое, изучал большие волны у берегов. Несколько раз совершал ошибки, но получал лишь легкие физические травмы. Настоящее коварство воды я узнал, путешествуя на плотах по горным рекам.

...В 22-м пороге Мельзейского каскада на реке Ка-Хем (Южный Саян, Тува) плот Александра Степанова налетел на камень и застрял над основным сливом. При помощи веревок команда перебралась на берег, и сплав был прекращен. Это произошло в 1961 году. Годом позже я участвовал в сплаве по той же реке на плоту под командой Игоря Потемкина. Когда мы обошли по берегу 22-й порог и стали разглядывать его, Игорь сказал одному из участников степановского сплава, шедшему с нами: "Ваше счастье, что плот застрял над порогом". Сутки мы потратили на изучение 22-го. Картину он являл собой угрожающую: тяжелый камень стоял на обрыве ступени, разбивая падающую реку; нам нужно было заскочить под самый его форштевень, а потом успеть увернуться. Создавалось впечатление, что в случае ошибки в маневре команду ждет гибель. Мы думали столь категорично потому, что в таких порогах раньше никто не ходил.

Гибели экипажа, казавшейся неизбежной первопроходцам, не произошло. После тщательных расчетов мы выполнили необходимый маневр, и секунды, проведенные в 22-м пороге, остались в памяти как напряженнейшие, ярчайшие секунды моей жизни.

Четырьмя годами позже я видел на киноэкране, как плот Александра Бялого на всем ходу (читай - на полной высокой воде) врезался в страшный камень 22-го порога, косо встал на дыбы, перевернулся, погребая под собой команду, рухнул в слив, и... все бяловцы остались живы и здоровы.

Что же испытывает человек, попав в поток горной реки? Этот вопрос отнюдь не риторический. Он имеет практическое значение для выработки поведения спортсмена в критической ситуации, грозящей катастрофой.

Еще до 22-го, пройдя 3-й порог Мельзейского каскада, порог сложный, без камней, с мощной струей, бьющей в гладкую стену, мы задумались над ощущениями человека, упавшего в воду. И в этот порог я решил прыгнуть, чтобы испытать все по доброй воле. Но в результате обсуждения идея выродилась: решили, что без веревки опасно, но с веревкой было ещё опаснее:

Через неделю я все-таки попал в воду, не совсем добровольно, но и не совсем неожиданно. Мы втроём шли берегом, разведывая новые пороги. Это было ниже 22-го, при подходе к Ка-Хемской трубе. Путь преградила скала, уходящая в воду, и, как обычно, мы попытались полезть по стенке над водой.

На этот раз едва мы прошли по скале десяток метров, как стало ясно, что дальше пути нет. Игорь с Львом повернули назад. Но я решил продолжать лазание (поступку нет оправданий, но что, было, то было). Ребята не оборачивались и не видели меня. Скоро они совсем скрылись за выступом скалы. Я никогда бы не решился на такое лазание без страховки, если б подо мною не было воды. Струя била в стену и, отражаясь, уходила к середине реки, было видно, как впереди падает река в слив порога, в котором и плот нырнет, и гребцов, пожалуй, затопит по пояс. За секунду до падения я сделал все, чтобы удержаться, а потом отцепился и, оттолкнувшись, спрыгнул в воду. После жестокой грубости камня был блаженный миг, когда вода подхватила меня и понесла. Уже под водой почувствовал я это движение, а вынырнув, увидел пленительный бесшумный полет скал надо мной. Я сделал рывок, берег продолжал отдаляться. Я знал, что меня хватит лишь на несколько секунд такой работы, и уже решил отдаться воде (так же, как в штормовом прибое, когда тупо сопротивляться бесполезно, когда надо ловчить, выбирая момент), но берег перестал отдаляться, а через секунду начал приближаться, и, уже теряя темп, я ткнулся в узкую полосу галечного пляжа. Ребята отругали меня за это происшествие добродушнее, чем следовало бы.

Еще через несколько дней на выходе плота из пятикилометровой Ка-Хемской трубы гребь зацепила за стену, сломалась и полетела в воду. Тогда с разрешения командира я прыгнул и достал ее. Интересны впечатления с воды: плот стоит, вода стоит, движутся берега, скалы, деревья - бесшумный полет всего вокруг, и люди на бревнах плота длинными гребями шевелят неподвижную воду, почему-то всю изрытую прыгающими бурунами, увенчанными непонятно откуда взявшейся пеной. Люди с плота смотрят на тебя, проявляя ту или иную степень беспокойства, а потом вдруг панически начинают махать руками. Но ты и сам уже плывёшь к плоту к плоту что есть силы и должен бы уже доплыть, но вода не пускает, а потом вдруг... р-р-раз и сама подкатывает тебя прямо к плоту.

Так, время от времени, общаясь с "горной водой", я познавал ее сумасбродную силу, хитрую, "хитрее" ритмичной силы прибоя: но удачное завершение эпизодов коварно настраивало на благодушный лад.

Напомнила мне о том, что вода - стихия, враждебная человеку, гибель Натальи Н., пловчихи-спортсменки, сорвавшейся с плота на мощной саянской реке. Это было в том же году, когда мы шли по Ка-Хему, на соседней реке, в другой группе. Их плот остановился у стены прижима, встал почти на ребро. Наталью смыло. Стоит заметить, что пока плот идёт, с водой можно обращаться достаточно свободно (скажем, сидеть на плоту и мыть ноги), но как только плот остановится у препятствия - налетит на камень или ткнется в стену - картина резко меняется. Река бросается вперед, с шумом налетает на плот, яростно трясет его. И тут берегись воды: слизнет - и оглянуться не успеешь.

Когда Наталья оказалась в воде, командир плота бросился за ней, но с воды ничего не увидел. В полукилометре ниже он выбрался на берег. По его рассказам, вода была быстрой и бурной, но плыть позволяла: место было глубокое, без камней.

Наталью нашли в ста километрах ниже.

Стоя на плоту, постоянно приходится купаться. Плот проходит слив, и сразу за ним затапливает гребцов по пояс, по плечи, накрывает с головой, и нужно стараться быть как можно выше, чтобы тело затопило меньше, а если и накрыло с головой, то все равно вытягиваться, потому что верхний слой - это вода пополам с воздухом, она лёгкая, и силы у неё нет.

Кроме того, верхний слой воды обычно движется со скоростью, близкой к скорости плота, в то время как в глубине, когда плот нырнул, по его настилу иногда гуляют мощные продольные и боковые струи, которые отрывают привязанные к плоту предметы, смывают людей. Эти струи хорошо чувствуешь ногами, стоя на плоту, вцепившись руками в высокие, толстые страховочные колья, врубленные в основные бревна плота.

(С тех пор как перестали падать ниц перед валами порогов, появилась возможность работать на греби в малые промежутки времени между валами, да и в самом валу. При этом опорой гребцам служит сама гребь, за которую они цепляются с разных сторон и которая удерживает их на плоту. А чтобы гребь из-под воды не всплывала, на подгребице она закрыта специальной скобой. На случай быстрой замены сломанной греби запасной скобу сделали просто из березовой ветки: ее перебивают одним ударом, а топоры всегда врублены в бревна плота у передней и задней подгребиц. Еще более отвлекаясь, хочу заметить, что, конечно, можно было бы придумать легко открываемые зацепы для греби, зажимы и прочую политехнику, но остались деревяшка, топор и простые первобытные действия человека, натренированного быстро двигаться и быстро думать. В этом, возможно, и есть соль плотового сплава, его острый вкус.)

Когда же входят в порог лежа на плоту или стоя на коленях, удержаться много труднее. Мой хороший приятель Игорь был действующим лицом трагического происшествия в Базыбайском пороге на реке Казыр. Их группа шла двумя плотами. Плот Игоря первым прошел порог и остановился ниже, где была охотничья лодка. В этой лодке Игорь и еще один парень подгребли к струе и, держась сбоку от нее, подстраховали проход второго плота. В предпоследней ступени порога, в которую команда плота вошла "в нижней стойке", смыло человека. Он вынырнул недалеко от плота, уверенно плыл, даже весело помахал рукой и вместе с плотом нырнул в последнюю ступень порога. За этой ступенью он снова показался на поверхности, но уже метрах в тридцати позади плота. Теперь движения его казались вялыми. Спасательная лодка пошла к нему, но его проносило по дуге мимо борта; он еще держался на поверхности, потом начал тонуть и был уже в метре под водой. Тогда Игорь прыгнул с кормы прямо на утопающего и протянул руки, чтобы схватить его, но с удивлением схватил пустую воду. Потом он осознал гибель товарища. (Это сознание приходит внезапно, событие удивляет несуразностью, психика не подготовлена к нему, факт, уже ставший реальностью, продолжает казаться невозможным, а затем тошнотворное чувство обиды вытесняет всё.)

Выбравшись на поверхность, Игорь сразу испытал на себе ярость воды. Кто-то как будто за ногу схватил и потянул вниз. Игорь хлебнул и теперь уже без рассуждений стал бороться за свою жизнь. Временами его затаскивало под воду, отрывало в стороны руки и ноги, и он оказывался распятым. Плавает Игорь великолепно, но еле-еле выплыл тогда. Он уцепился за борт лодки, которая к нему подошла. После этого случая была отвергнута раз и навсегда "нижняя стойка".

Пробуя плавать на относительно спокойных участках рек, я пытался выработать рациональную линию поведения в воде. Плавал в спасжилете и без жилета, в одежде и без нее, в мотоциклетной каске и в купальной шапочке. Безусловно, быстрее и легче всего выскочить на берег, когда на тебе одни плавки. Но это при условии, что вообще выскочишь. Надувной жилет мешает плыть. Но в серьезной воде плыть не обязательно, да и почти бесполезно, потому что скорость струй, переплетающихся в различных направлениях, в десять раз превышает скорость пловца. Жилет же с силой 20-30 килограммов тянет вверх, и можно отдаться на волю волнам. Конечно, обходить препятствия и маневрировать в жилете труднее, зато он может защитить при ударе.

Кстати, удары о препятствия далеко не всегда страшны. Вода обходит большие камни, и человека в конечном итоге протащит мимо, а если и ударит, то не сильно. Другое дело, препятствия, проницаемые для воды: завалы, деревья, гребенки из узких острых камней, тросы, железный хлам, низко нависающие над водой выступы скал; от них жилет не защитит, от них надо убегать, выжимая всю силу из рук и ног.

В последние годы применение надувных жилетов стало общепринятым и маршрутные комиссии запрещают совершать сколь-нибудь сложный сплав без них. Мне однажды пришлось плыть в очень мощном пороге в жилете. Он мешал сознательным действиям, но я не уверен, выбрался бы из той воды без него. Это было на Алтае в реке Катунь. Плот перевернулся ранним утром вскоре после отплытия с ночевки. Мы были еще полусонные, замерзшие после холодной ночи и утра с заморозком, и уже на ходу я лениво завязывал на себе и надувал жилет. Только я закончил эту операцию, как потребовалась сильная работа на греби. Река шла в сужение между скалами, и там что-то шумело. Здесь мы не ожидали серьезных порогов - ошибка, вызванная плохим качеством имевшихся у нас карт. Приставать было поздно. Мы вошли в сужение. Там оказался крутой слив - красивая водяная гора, а за ней поднимался вал, который, казалось, может перевернуть и пароход.

Мы вошли в вал довольно косо, и я не очень удивился, когда передний левый угол плота, на котором я стоял, вознесся над рекой, и плот стал опрокидываться. Я очутился совсем рядом с плотом, а ребят раскидало метров на пятьдесят сзади. Я поплыл к одному парню, который был дальше остальных и, как мне показалось, нуждался в помощи. В это время остальные вскарабкались на перевернутый плот, и он быстро уходил от нас. Впереди был еще один слив, а за ним серия больших валов. Перед первым и вторым валом я проявлял еще некоторую заботу о своем напарнике, крича ему непрерывно одно и то же: "Спокойно, не сопротивляйся, не сопротивляйся!" Под вторым валом меня потащило в мрачную глубину, и, несмотря на сильную тягу, создаваемую подъемной силой жилета, я потерял ориентировку в пространстве. Под водой меня сильно крутануло и на поверхность выкинуло, кажется, вверх ногами; во всяком случае, не вверх головой, потому что конечности мои болтались в пустоте, а дышать по-прежнему было нечем.

Когда я снова увидел водную поверхность и огляделся, напарника моего нигде не было, и меня охватила мысль о его гибели. На секунду я отвлекся от происходящего со мной, и третий вал застиг меня врасплох. Я попытался всплыть по его переднему крутому скату, но там оказалась не вода, а та смесь воздуха с водой, в которой плыть нельзя (мгновенно тонешь) и дышать нельзя. Я жестоко хлебнул. Опять меня вместе с раздутым жилетом поволокло в темноту, и единственное, что я мог сделать - это не кашлять, чтобы сэкономить остатки воздуха в легких, и не двигаться, чтобы сэкономить остатки кислорода в крови.

Я ждал, и, как выяснилось, не напрасно... Я снова оказался на поверхности, довольно далеко перед следующим валом. Я поплыл к берегу и почувствовал, как жилет не дает набрать скорость, сковывает меня. Я потянулся за ножом, чтобы перерезать ремни, но, к счастью, не успел. Следующие три или четыре вала трепали меня со всей жестокостью. Я едва успевал между ними сменить воздух в легких. Один раз водой мне сильно заломило голову назад и появилась капризная мысль: "Если эти валы сейчас не кончатся, то возьму и утону!" И все-таки перед последним валом я сделал рывок и проскочил мимо него к берегу. Но то был уже слабенький вал.

Мой напарник прошел под всеми валами. Потерял я его из виду потому, что, войдя в порог метрах в десяти сзади, он где-то под водой обогнал меня метров на пятьдесят.

Как выяснилось впоследствии, он перед порогом определенно уже готовился к гибели и в конце был приятно разочарован. Я же, наоборот, устремившись на его спасение в воду, с которой был "на ты", никак не ожидал, что "родная стихия" может обойтись со мной столь зверским образом. Как следует из его рассказов, с ним она действительно обошлась помягче: его не ломало, не затаскивало так глубоко, что свет дневной пропадал, не крутило, выкидывая на поверхность вверх ногами, а просто плавно и ритмично топило и отпускало.

Но очень трудно из всего этого сделать какие-либо реальные выводы, потому что различие в событиях накладывается на различие в восприятии и тут поди разберись. Ясно, что в таком пороге можно утонуть и в жилете и без жилета, что столь печальная участь может постигнуть и опытного пловца и человека, абсолютно не умеющего плавать (при наличии жилета примерно с одинаковым успехом), потому что человек теряется не от отсутствия тех или иных навыков, а от необычности происходящего с ним.

Я думаю, что можно научиться уверенно плавать в очень бурной воде горной реки (это был бы полезный навык для плотогона), но трудно определить уровень риска при обучении: не велик ли он настолько, чтобы сделать из мероприятия по безопасности самостоятельный источник катастрофы?

Вообще сам плот может быть источником серьезных опасностей. Однажды во время напряженного причаливания (плот быстро шёл вдоль каменистого берега, и нужно было соскочить и успеть привязать его к дереву за секунды, потому что дальше на целые километры тянулась неразведанная шивера) я отправился на нос. Мне уже неоднократно кричали: "Прыгай!" Драгоценные секунды таяли, а веревка оказалась запутанной, и я распутывал двумя руками, ни за что не держась, ничего не видя вокруг, кроме перепутавшихся колец. Тем временем плот сухо ткнулся в камень и замер. Я улетел с него (как ветром сдуло), ничего не почувствовав и не поняв. Но оказавшись в воде, точнее, на мелком каменистом дне, я увидел нависшее надо мной брюхо плота, громоздящееся на камень и готовое соскользнуть на меня.

Тогда я живо понял, во что сейчас превращусь, и выскочил из-под плота с такой стремительностью, что инерции хватило и на то, чтобы оказаться на берегу и привязать плот (веревка при этом сама распуталась).

Если бы я был привязан к плоту, может быть, я бы и не упал. Но лучше к плоту не привязываться. Это чувство воспитал во мне Игорь Потемкин. У него были свои счеты с веревкой. На Тянь-Шане он шел по воде вдоль скалы. Пройдя скалу и убедившись, что дальше хода нет, он подал знак, и его стали вытягивать против течения. Верёвку тянули три человека, скрытые за выступом скалы. Игорь лежал и, балансируя руками, несся воде навстречу, как катер. В какое-то мгновение он упустил равновесие и оказался под водой. Его отчаянные усилия выбраться на поверхность не приводили к успеху. Веревка держала его под водой и давила с огромной силой, собираясь переломать ребра. Игорь стал хлебать воду. Последнее, что он чётко помнил, это светлые нити пузырей, закрученные вокруг спиралями в зелёной воде. К счастью, люди догадались выглянуть из-за скалы. От неожиданности они отпустили веревку. Игорь всплыл, пришел в себя и выбрался на берег.

Он говорит: "Нет более дурацкой ситуации, чем когда ты связан. Пока ты свободен, все можно сделать!"

Сплав на плотах специфический вид спорта и, конечно, весовыми категориями не регулируется. Однако я уверен, что люди большой физической силы получают от него неизмеримо большее наслаждение.